Я не люблю монотонность и не выношу, когда кто-то думает что он лучше – всего лишь эти две причины подтолкнули меня на последних минутах примкнуть к группе туристов, которым тощая шпала-гид, расписывая во всех красках, нахваливала трехчасовую экскурсию. Я почти случайно поймала ее взгляд в холле отеля, прочтя в нем неприкрытый вызов. Она будто безмолвно усмехалась, разглядывая меня с пристрастием ювелира–оценщика, мысленно прикидывая сколько денег ему принесет очередной камешек. Захотелось стереть эту издевку с ее лица, до одури и нервной дрожи – не выношу, когда кто-то пытается смотреть свысока. Так могу делать только я! Уже не замечаю, как ладони с силой сжались, но с очередным вздохом прихожу в норму.
- Я с вами, если позволите, - ровняюсь с ней взглядом, отмечая ненатуральный цвет глаз, как у фарфоровой куклы – странный и холодный. Он мог бы меня испугать, если бы я сама не умела смотреть точно так же. Отрепетированным жестом откидываю волосы назад, обнажая шею и лживоприветливо спрашиваю, - о чем говорите экскурсия? Мне как искусствоведу это просто до смерти интересно…

***
Наверное, я перепутала автобусы и подсела к группе массовки для съемок третьесортного ужастика. Если это место – образец культурного наследия и исторической ценности, тогда я балерина!  Сначала все было просто отлично – роскошный холл и еще одна куколка за стойкой, наша Искусственная Барби о чем-то с ней перекинулась и повела дальше по витиеватым коридорам, которые чем дальше – тем причудливей. Уже и не помню, когда и где я видела, чтобы на стенах вместо электрических ламп коптили в подставках настоящие факелы. То ли антураж такой, то ли действительно киносъемка, то ли тут все просто сумасшедшие, а я просто без толку трачу свое время. Меня начала бесить ее резкая походка и красный цвет латексной юбки. Она больше не разливалась соловьем и хранила гробовое молчание. Стало немного не по себе…
Мы уперлись в высокие двери из темного дуба с огромными ручками, я очень удивилась, когда столь хрупкая дама, как наша сопровождающая, без труда распахнула их и втолкнула нас вовнутрь.

Это точно кино!

Теперь я была уверена, что какой-то час назад совершила самую большую ошибку за сегодняшний день с момента своего пробуждения. Мне бы попивать сейчас «Мохито» где-нибудь на веранде, а не выступать в роли декорации для черт знает чего…
Кроме нас в зале были еще люди, однако, не сказавшие ни слова. Женщина, стоявшая ближе к ним, что-то спросила. Один из мужчин на пьедестале посмотрел на нее и расхохотался, бросив короткое:
- Хайди, это просто отменно…

Отлично, Хайди, встречу еще раз на улице – прибью не задумываясь, вешалка безмозглая!
Раздражение во мне перемешивалось с решимостью, я метнулась к двери, безуспешно дергая тяжелое полотно дерева  на себя, но с тем же успехом можно был попробовать потянуть одно из папиных судов за швартовый трос – неподвижная тонна веса. С досадой хлопнув ладонью по темному дубу, я замерла, застыла на месте.

Так не бывает… По спине пополз липкий холодок страха, я боялась даже пошевелиться  разучилась дышать… вплоть до первого крика. Чужого крика.  Меня словно проткнули насквозь невидимой иглой, я резко обернулась и тут же отшатнулась назад, со своей силы ударившись затылком о закрытые двери…

Живые так не стонут, так испускают последние всхлипы умирающие животные… Теперь вскрикнула и я, вжимаясь всем телом в дверь, словно та могла принять меня и выпустить с той стороны. Я смотрела перед собой, на залитый кровью пол. В глазах помутнело, стало дурно, руки задрожали мелкой дрожью, и я поняла, что еще мгновение, и я сама съеду по своей опоре вниз.

Я боялась, в первый раз в жизни я действительно боялась поднять глаза. Мне не хотелось знать, что там происходит, я просто жаждала свободы.
- Выпустите отсюда!- Мой голос звучал резко и отрывисто, звеня в неестественной для меня тональности. – Я хочу уйти отсюда сейчас же! - Я подняла взгляд, перебирая разбросанные по полу тела и живые фигуры в темном.  Я искала того, кто даст мне ответ, но наткнулась только на едкую усмешку:
- Серьезно? – Красные! Его глаза были красными!
Я поперхнулась дыханием, кислород не дошел до мозга, и передо мной все начало кружиться.
- Какого…- я, наверное, сошла с ума, иначе это сложно объяснить…
... так не бывает!

***
Где кончается воображение, и начинается страх? Так не бывает, и я точно брежу… Если бы не макияж, с которым я провозила почти полчаса, непременно бы потерла глаза, чтобы убедится в реальности происходящего. Но где-то на задворках сознания во мне все еще билась мысль, что вот-вот незримый голос за кадром громко крикнет «Стоп! Снято! Всем спасибо», люди встанут с пола, и всем нам громко проаплодируют.

А вместо этого по помещению плывет противный запах крови, оседая на языке непривычным привкусом соли и металла. Я чувствую его, горя желанием выплюнуть, он колет мне язык разъедает его кислотой. Застываю, растворяясь в происходящем, теряя ощущение собственного тела. Мои ноги как будто стали ватными, налившись свинцом, а ладони, с силой вдавливаемые в темное дерево, побелели от напряжения. Наманикюренные пальцы безупречно скребут гладкое дерево.

- Выпустите! - Мой голос кажется не родным, звуча словно издалека. Каждый вздох, каждая секунда в этом кошмаре рождает во мне оцепенение, усиливая и без того животный страх – он прочно обосновался внутри, вытеснив все прочие эмоции. Только он и ничего кроме… Я боюсь, но готова скорее умереть, чем покажу это. Даже когда взгляд то и дело натыкается на распластанные в неестественных позах тела на полу, даже когда я совсем не понимаю, что тут происходит, а единственная подходящая под обстоятельства мысль кажется полнейшим бредом.

Кто все эти люди? Что происходит?

Из горла когда-то симпатичной женщины раздаются протяжный хрип. Я с расширившимися от ужаса глазами смотрю, как ее рука трясется мелкой дрожью, как пальцы перебирают по темной мраморной плитке пола, но вижу только красивое обручальное кольцо, широким обручем обхватившее почти всю фалангу.  Я узнаю фирму – у  моей матери почти такое же, странно что сейчас мой разум уцепился за эту мелочную деталь. Некогда дорогой костюм весь в кровавых разводах, из-под тела растекается красная лужица, ее дрожь становиться сильнее, и в один миг все стихает. На главном камне кольца замирает луч света, и бездушная стекляшка играет всеми гранями – яркий штрих в этом беспросветном кошмаре.  Я отчетливо понимаю, что ее не стало, не замечая, что и за мной так же пристально наблюдают. И все чего сейчас мне хочется – уйти, убежать раствориться, очнуться где-нибудь за стойкой бара с бокалом в руке и забыть, забыть весь этот ужас…

Пресвятая Мария, защити!

Моя рука тянется к груди, и я, понимая, что бьющая тело дрожь мешает мне обхватить распятие, чувствую себя застигнутой врасплох. Мой взгляд мельтешит от одной фигуре к другой, но они застыли как изваяния, точно так же как и я… Холодные недвижные статуи, с алебастровыми лицами и пронзительными глазами цвета ночи.

Секунда, две… Я жду… Жду, когда настанет моя очередь, и это ожидание убивает, натягивая нервы до предела и повисшая на миг тишина смычком режет, заставляя содрогнуться от неизвестности. Я всерьез думаю о том, чтобы найти в себе смелость и попытаться сбежать, но стою тряпичной куклой, слившись со своей опорой в одно целое
.
Однако стоит мне заметить движение в свою сторону, как ненайденная секундами ранее решимость подстегивает меня и заставляет встряхнуться. Я и сама не понимаю, когда успела это сделать, просто ловлю себя на том, что стою лицом к двери, а мои сжатые в ладони кулаки с силой колотят по темному дереву.
- Откройте! – точно знаю, что с той стороны кто-то есть. Он должен, просто обязан меня слышать, но оказывается глух. И Пресвятая Дева тоже меня не слышит. – Выпустите!- Выкрикиваю со всем отчаянием, что нахожу в себе.

Снова без ответа...

И смелости больше нет.

Чтобы не поехать по двери вниз, хватаюсь за ручку, буквально повиснув на ней. Мне остается только одно – разворачиваюсь и снова вижу картину, вызывающую во мне отвращение и рождение спазмов в желудке. Меня передергивает, головокружение и тошнота протягивают свои гостеприимные объятия, маня слиться воедино.

- Что происходит?! – Это мне мой голос, мои мысли озвучивает кто-то другой. – Да что вы молчите? Скажите хоть слово…  - медленно опускаю голову, отмечая что пол стал еще грязнее, красней и блестит в лучах свете, - умоляю… - почти беззвучный шепот сорвался с моих губ, настолько тихий, что разобрать эти шесть букв, таких непривычных и далеких, могу только я…

Молитва… я не помню сейчас ни одной.